Влад брославский флейта позвоночник

За всех вас,
которые нравились или нравятся,
хранимых иконами у души в пещере,
как чашу вина в застольной здравице,
подъемлю стихами наполненный череп.

Все чаще думаю –
не поставить ли лучше
точку пули в своем конце.
Сегодня я
на всякий случай
даю прощальный концерт.

Память!
Собери у мозга в зале
любимых неисчерпаемые очереди.
Смех из глаз в глаза лей.
Былыми свадьбами ночь ряди.
Из тела в тело веселье лейте.
Пусть не забудется ночь никем.
Я сегодня буду играть на флейте.
На собственном позвоночнике.

1

Версты улиц взмахами шагов мну.
Куда уйду я, этот ад тая!
Какому небесному Гофману
выдумалась ты, проклятая?!

Буре веселья улицы узки.
Праздник нарядных черпал и черпал.
Думаю.
Мысли, крови сгустки,
больные и запекшиеся, лезут из черепа.

Мне,
чудотворцу всего, что празднично,
самому на праздник выйти не с кем.
Возьму сейчас и грохнусь навзничь
и голову вымозжу каменным Невским!
Вот я богохулил.
Орал, что бога нет,
а бог такую из пекловых глубин,
что перед ней гора заволнуется и дрогнет,
вывел и велел:
люби!

Бог доволен.
Под небом в круче
измученный человек одичал и вымер.
Бог потирает ладони ручек.
Думает бог:
погоди, Владимир!
Это ему, ему же,
чтоб не догадался, кто ты,
выдумалось дать тебе настоящего мужа
и на рояль положить человечьи ноты.
Если вдруг подкрасться к двери спаленной,
перекрестить над вами стёганье одеялово,
знаю –
запахнет шерстью паленной,
и серой издымится мясо дьявола.
А я вместо этого до утра раннего
в ужасе, что тебя любить увели,
метался
и крики в строчки выгранивал,
уже наполовину сумасшедший ювелир.
В карты бы играть!
В вино
выполоскать горло сердцу изоханному.

Не надо тебя!
Не хочу!
Все равно
я знаю,
я скоро сдохну.

Если правда, что есть ты,
боже,
боже мой,
если звезд ковер тобою выткан,
если этой боли,
ежедневно множимой,
тобой ниспослана, господи, пытка,
судейскую цепь надень.
Жди моего визита.
Я аккуратный,
не замедлю ни на день.
Слушай,
всевышний инквизитор!

Рот зажму.
Крик ни один им
не выпущу из искусанных губ я.
Привяжи меня к кометам, как к хвостам
лошадиным,
и вымчи,
рвя о звездные зубья.
Или вот что:
когда душа моя выселится,
выйдет на суд твой,
выхмурясь тупенько,
ты,
Млечный Путь перекинув виселицей,
возьми и вздерни меня, преступника.
Делай что хочешь.
Хочешь, четвертуй.
Я сам тебе, праведный, руки вымою.
Только –
слышишь! –
убери проклятую ту,
которую сделал моей любимою!

Версты улиц взмахами шагов мну.
Куда я денусь, этот ад тая!
Какому небесному Гофману
выдумалась ты, проклятая?!

2

И небо,
в дымах забывшее, что голубо,
и тучи, ободранные беженцы точно,
вызарю в мою последнюю любовь,
яркую, как румянец у чахоточного.

Радостью покрою рев
скопа
забывших о доме и уюте.
Люди,
слушайте!
Вылезьте из окопов.
После довоюете.

Даже если,
от крови качающийся, как Бахус,
пьяный бой идет –
слова любви и тогда не ветхи.
Милые немцы!
Я знаю,
на губах у вас
гётевская Гретхен.
Француз,
улыбаясь, на штыке мрет,
с улыбкой разбивается подстреленный авиатор,
если вспомнят
в поцелуе рот
твой, Травиата.

Но мне не до розовой мякоти,
которую столетия выжуют.
Сегодня к новым ногам лягте!
Тебя пою,
накрашенную,
рыжую.

Может быть, от дней этих,
жутких, как штыков острия,
когда столетия выбелят бороду,
останемся только
ты
и я,
бросающийся за тобой от города к городу.

Будешь за море отдана,
спрячешься у ночи в норе –
я в тебя вцелую сквозь туманы Лондона
огненные губы фонарей.

В зное пустыни вытянешь караваны,
где львы начеку,-
тебе
под пылью, ветром рваной,
положу Сахарой горящую щеку.

Улыбку в губы вло

For all of you,
which like it or like it,
stored icons of the soul in a cave ,
like a cup of wine in a drinking toast ,
lift up the verses filled skull.

Increasingly, I think –
do not put it better
bullet point to its end .
Today I
just in case
give a farewell concert .

Memory!
Collect the brain in the hall
favorite inexhaustible queue.
Laughter in the eye of the MDL .
Bylymi weddings cooperate for the night .
From one body to pour fun .
Let it not be forgotten by anyone night .
Today I ‘m going to play the flute.
On your own spine.

1

Mile street sweeps steps mus .
Where I’ll leave this hell melting !
Which heavenly Hoffmann
invent you , damn ?!

Bure fun narrow streets .
Fancy feast drew and drew .
Think.
Thoughts , blood clots ,
sick and parched , climb out of the skull .

me
Wonderworker of all that festive,
to go out on holiday with whom.
I will take now and bang on his back
and head vymozzhu Nevsky stone !
Here I am blaspheming .
Yelled that there is no God ,
and the god of this peklovyh depths
that in front of her mountain zavolnuetsya and tremble ,
brought up and told :
Love !

God is pleased .
Under the sky in the cooler
exhausted man wild and deserted.
God rubs his palm grips.
God thinks :
wait, Vladimir !
This is it, it is ,
not to guess who you are,
invented to give you a present husband
and put on a grand piano human music .
If suddenly sneak up to the door scorched ,
cross over you Quilted odeyalovo ,
I know –
whiff of singed hair ,
and sulfur izdymitsya meat devil.
I instead to early morning
terrified that you love taken away,
tossed
and cries in vygranival lines ,
already half- crazy jeweler .
In the card to play !
In wine
rinse the throat heart izohannomu .

Do not need you!
I do not want !
all the same
I know
I ‘ll die soon .

If true, that is you ,
God,
my God,
If the star thee woven carpet ,
If this pain ,
daily multiplicand ,
sent down to you , O Lord , torture ,
Put judicial circuit .
Wait for my visit.
I am a neat ,
without slowing down even for a day .
Listen
supreme Inquisitor !

Clamp the mouth .
None of them cry
is not released from the lip bitten me.
Tie me to comets as to the tails
horse ,
and vymchi ,
tearing of the star teeth .
Or this:
When my soul was evicted ,
will come to your judgment ,
vyhmuryas tupenkih ,
you
Milky Way throwing gallows
Take it and vzderni me a criminal.
Do what you want .
Would you like a quarter .
I myself to you, righteous and wash my hands .
only –
hear ! –
take away the accursed ,
which made ​​my favorite !

Mile street sweeps steps mus .
Where shall I go , this hell melting !
Which heavenly Hoffmann
invent you , damn ?!

2

And the sky ,
in fumes has forgotten that blue,
and clouds , ragged refugees exactly
vyzaryu in my last love,
bright as the glow of a consumptive .

Joy will cover roar
osprey
forgotten about home and comfort.
people
Hear !
Come out of the trenches .
After dovoyuete .

Even if
blood swinging as Bacchus ,
drunken fight goes –
words of love and did not dilapidated.
Lovely Germans !
I know
on the lips you
Goethe’s Gretchen .
Frenchman
smiling, on a bayonet MRET ,
with a smile breaks up a wounded airman ,
if you recall
mouth in a kiss
thy Traviata .

But I was not up to the pink flesh ,
which vyzhuyut century .
Today, the new legs lie !
You sing,
painted ,
redhead .

Maybe the days of these ,
creepy , like a bayonet tip
century when bleached beard
stay only
you
and I ,
conspicuous for you from town to town .

You’ll be given over the sea ,
hide at night in the hole –
I’m in love with you as a whole through the fog of London
flaming lips lanterns.

In the heat of the desert vytyanesh caravans
where lions on guard –
you
under the dust , torn by the wind ,
put sugar burning cheek.

Smile on the lips embedding